Ссора.

Он, не понимая, что со мной могло случиться, пытался заглянуть мне в лицо, но безуспешно. Тогда он попробовал разговорить меня, болтая о всякой ерунде. Меня это разозлило ещё больше. В конце концов, он небрежно и как бы между прочим спросил:
- Что это ты сегодня такая? - при этом он нервно улыбнулся и опять попытался поймать мой взгляд.
- Какая "такая"? - сухо уточнила я.
- Такая… холодная, - очень осторожно сказал он.
Я не видела смысла в том, чтобы отпираться и отмалчиваться. Поэтому ответила сразу, хотя слова мои, возможно, прозвучали резко:
- Достал ты меня, вот я и холодная.
Похоже, этого он не ожидал. На его ошарашенной физиономии все еще сохранялись следы растерянной улыбки, а в глазах метнулось недоумение, приятно меня удивившее.
- Чем же это я тебя достал? - слегка запинаясь, но продолжая беспомощно улыбаться, вопросил он.
- Ну чем? - рассудительно и спокойно сказала я. - Отношением своим, чем еще достать можно?
- А! - обрадовался он, поскольку тут было за что зацепиться. - Ты разве не знаешь, что я к каждому человеку отношусь так, как…
- Он этого заслуживает, - закончила я.
- Да, - радостно подтвердил он, неправильно истолковав мое спокойствие.
- Ну вот и я решила ко всем относиться так, как они этого заслуживают, - откомментировала я.
Кажется, в его планы это не входило, но здесь уже нельзя было отступить. Кроме того, он почувствовал, что я все-таки разговариваю, а не отмалчиваюсь, и еще неизвестно, на чьей стороне окажется победа. Поэтому он уже гораздо спокойнее сказал:
- Вот это правильно. Ко всем нужно относиться так, как они этого заслуживают.
Это был неплохой ход. Во-первых, он практически полностью повторил мою фразу, во-вторых, он постарался придать своему тону ласковый покровительственный оттенок, что могло ему помочь перейти в положение "растолковывателя". Однако, условия были нестандартные, а именно: я слишком сильно злилась на него. Поэтому его слова способствовали только тому, что я перешла к более серьезной атаке:
- А знаешь что? - весьма импульсивно продолжила я, - по-моему, ни один человек не заслуживает такого отношения, какое терплю от тебя я!
- Это какого же такого?! - я все-таки вывела его из себя.
Поскольку как раз в этот момент мы подошли к метро, я оставила этот энергичный выкрик без ответа. По эскалатору мы спустились в гробовом молчании. В вагоне он презрительно скривил губы и надменно уронил:
- Все же, я не понял, чего ты от меня ждешь? Лучше бы он этого не говорил! С ненавистью взглянув на него, я тихо, но довольно эмоционально высказала:
- Я от тебя ничего не жду.
- А что тогда? - вот тут он тоже начал злиться. Помолчали.
- А ты знаешь, почему я так к тебе отношусь? - заговорил, наконец, он.
- Ну, - равнодушно сказала я, - вероятно, потому, что я не такая, какой ты хотел бы меня видеть.
- Да, - с нажимом подтвердил он, - и поэтому тоже.
- А я не могу измениться. Я такая, какая есть. Это ты понять в состоянии?
- Я прекрасно об этом знаю, - он чуть наклонил голову, а я с отвращением посмотрела на него. "Неужели этот человек казался мне красивым? - с ужасом думала я - Как я ненавижу его теперь!"
Преимущества были явно на моей стороне, так как я готовилась к этому разговору и мысленно успела проработать возможные варианты. Ему же приходилось действовать вслепую, но, нужно отдать должное, говорил он умно и в некотором роде даже убедительно. Проблема была в том, что чем убедительнее звучал его голос, тем больше я раздражалась. Он вызывал во мне не то что неприязнь, а самую настоящую ненависть, и мне противно было подумать о наших прежних разговорах и прогулках. Он, видимо, тоже сильно разозлился на меня, но, похоже, мысль о том, что я сейчас же способна порвать с ним раз и навсегда, несколько напрягала его и одновременно заставляла вести себя более или менее корректно. Во всяком случае, он мужественно сохранял на своем лице улыбку, хотя и излишне небрежную (за этой небрежностью отчетливо проступали контуры недоумения и растерянности), и говорил возможно спокойнее. Все же иногда его прорывало: он повышал голос и сбивался, нервно сжимая пальцы.
- Я не могу к тебе относиться по-другому при всем своем желании, - заявил он высокомерно, - я не могу, потому что я знал лучших людей.
Фразы такого рода доводили меня до бешенства. Это как раз и было "то самое отношение", которое я не способна была понять и принять. В уме моем скользнула зловещая мысль пристрелить его навсегда. Кроме шуток, в ту минуту я была способна на сей решительный шаг, хотя, может быть, я и ошибаюсь. Сконтролировать я себя не успела и поэтому выдала ответ пусть и энергичный, но чрезмерно предсказуемый:
- Однако, и я знавала людей, лучших, чем ты!
- Тогда мне абсолютно непонятно, что ты от меня хочешь?!
- Я?!
- Да, ты! Хотеть можно либо все…
- Твоя остановка.
- …либо ничего! Среднего не дано!!!
- В таком случае я от тебя не хочу ничего!
- Ничего?! Вот и отлично!
- Отлично!
Последние слова он выкрикивал, уже выходя из вагона, оглядываясь на меня. С последней фразой, злобно брошенной мною, захлопнулись двери поезда, и я возмущенно выдохнула. Мне было противно и смешно; оглянувшись, я увидела, что на меня нервно посматривают пассажиры, ставшие свидетелями разговора. На следующей остановке я сошла.